Вот так и становятся тихими, безобидными шизофрениками *многозначительно поднимает вверх палец* когда все о-о-одно к одному, и уже совершенно не удивляешься всяческим творящимся вокруг нелепицам или невообразимых совпадениям. Гомеостатическое Мироздание шутки шутит, а потом все плюют через левое плечо и стучат по голове товарища при виде черных котов, священников с пустыми ведрами, и даже поговаривают о том, как видели давеча Марьиванну, и она де летала на метле, показывала рукой неприличные жесты, и лицо у нее было т-А-а-а-кое, наираспутнейшее. Однако, несмотря на всю нелепость, абсурдность и кажущуюся невероятность подобные совпадения, что не говори, дорогой дневник, придают жизни особенный вкус, внушая уверенность в том, что уж наверняка кто-то тАм, наблюдая за происходящим, надрывается со смеху.
Началось все с того, что, проснувшись на рассвете, я взмолился о чуде. О каком-нибудь не претенциозном, личном чуде, которое доказало бы мне, что я еще живу, а не превращаю жизнь в обрывки одинаковых воспоминаний. Кроме того, я добавил, что неплохо было бы сделать так, чтобы мне не пришлось вставать не свет, не заря, я бы успел к первой половине пары, а так же, чтобы с зам. декана приключилась какая-нибудь справедливость…, но это уже опционально. Затем, я приготовил кофе, рассчитав, что если мои пожелания кто-нибудь все-таки примет к сведению, то десять-пятнадцать минут, вряд ли ему сильно помешают, а если нет, то и мне погоды не сделают. Безнадежно опаздывая я вышел в холодное, серое осеннее утро и направился к остановке. И тут подходит ко мне этакая старушка – божий одуванчик, и говорит мол не поможет ли молодой человек перебраться ей через дорогу. Я чуть не обомлел, про то как переводить старушек я читал только в книжка, да и то считал это художественным вымыслом автора, который должен был передать читателю какую-то сакральную идею, но тут же наверстал упущенное ибо сердце мое екнуло, когда на середине дороги мимо нас невозмутимо прокатил мой автобус увозя с собой всякую надежду успеть в родную alma mater. Клянусь тебе, дорогой дневник, если бы не старушка я бы погрозил небу кулаком и сказал бы что-нибудь богохульственное.
Но видимо тот, кто сегодня занимался приемом молитв у населения был ко мне благосклонен. Ты думаешь, дорогой дневник, свершилось чудо и я успел? Ни чуть – я опоздал на двадцать минут, НО чудо таки имело место быть: наш преподаватель изволил застрять в пробке, о чем и известил нас минут десять спустя после моего прихода. У того парня, наверху, оказалось извращенное чувство юмора. И, кроме того, он видимо решил отточить его, и нашел для этого подходящий объект. Меня.
После треклятых семинаров мне предстояло, вместо того чтобы отправиться домой, изрядно помотаться по корпусам родного института, которые отдалены друг от друга на значительное расстояние. Метро единственная разумная артерия связывающая их между собой. И все бы ничего, но я отродясь не пользовался транспортной картой и предстоящий вояж должен был изрядно потрепать мою платежеспособность. Но делать нечего, я спустился в подземку и пристроился к кассам. Очередь была чудовищна длинна, и я коротал время невеселыми размышлениями о том, как пустынен и одинок станет мой кошелек, когда я расстанусь с теми пятидесятью рублями которым вот-вот грозит участь пойти по статье «транспортные расходы». И тут ложиться мне на плечо рука и голос над ухом говорит мне: «Сеньор, я вижу, вы настоящий кабальеро, но, видимо, находитесь в затруднительном положение, поэтому, если вы не сочтете за оскорбление, вот вам моя карточка, на ней должно быть осталось еще поездок пяток…». Ну ладно, ладно положим, я слегка привираю, но признаюсь тебе, дорогой дневник, в тот момент мне показалось, что кто-то довольно хихикнул и я явственно почувствовал как ощущение той обыденной реальности с хмурыми, замызганными подъездами, мусором по углам, вечной суеты и толкотни, брани и тычков в спину, уходит у меня из-под ног. Мы с чувством пожали друг другу руки.
(Между прочим, это уже третий подобный случай.)
Затем я встретил Лайшалас. Вернее это она меня встретила, узнала и любезно, потом сообщила об этом. Вот тут-то в душу мне и закрались смутные сомнения. Уж слишком много непредсказуемых совпадений на один день (было еще несколько незначительных фактов, которые не стоят того чтобы упоминать о них здесь, и которые сами по себе ничего не значили, но…). Я осторожно огляделся уже подспудно ожидая, что кто-нибудь или что-нибудь совершенно неожиданно выскочит на меня – это бы ничуть меня не удивило, ей-ей. Однако все было спокойно. Впрочем, что-нибудь и впрямь выскочило – из туннеля с грохотом обрушился на платформу прибывший поезд, и я поспешил шмыгнуть в него, уверенный тем не менее, что это еще не конец.
И я был прав.
Первым мне встретился мой бывший босс («Адьес, шеф! Как ваше ничего? Да вот, грызем себе потихоньку гранит науки!». Неопределенно пожимаю плечами. Улыбаюсь.)
After that был преподаватель по-английскому, восхитительный человек с русским именем, русской фамилией, и, даже, русским отчеством, объясняющийся по-русски с бОльшим трудом, помогая себе при этом руками и печально вопрошая у собеседника: «do you understand?». Виделись с ним час назад на другом конце города. («Good day, sir! Glad to see you again!». Произвожу рукой жест, будто бы приподнимаю шляпу. Улыбаюсь.)
А затем девушка в бухгалтерии пролила на себя кофе («Осторожно, деву!…шка…». Привстаю с кресла.), отчего я был вынужден просидеть в приемной лишние 18 минут и что-то около 43 секунд, чего аккурат хватило, что бы выходя из здания университета, естественно улыбаясь и насвистывая фривольный мотивчик, столкнуться с одним человек, с которым мы еще на первом курсе, mon dios, играли в КВН, до часу ночи делали стенгазету, застревали в лифте, ей-ей *роняет скупую ностальгическую слезу* У меня тотчас выпытали мой новый номер телефона, заставили записать свой, спросили, «чего это я идиотски улыбаюсь: просто рад ее видеть или не успел увернуться от упавшего с крыши кирпича» и сообщили кучу милой бесполезной информации. И все это, дорогой дневник, за пять минут. «Восхитительно,» - промолвил я на прощание, и отправился дальше. Всему произошедшему я не удивился ни в малейшей степени. Ну ни на грамм. Чтоб мне больше не сказать ни единого матерного словечка, ей-ей.